Жизнь на два времени

Незадолго до родительского дня, что через 9 дней после Пасхи, мы с Алей гуляли по сайту «Архив памяти», и я нашла могилу дедушкиного старшего брата – Егора, а Аля – бабушку, прабабушку и много родственников отца. Я вновь собиралась на Северное кладбище, так как хотела встретиться с родственниками, наметившими посещение семейной могилы на понедельник, а Аля решила поехать со мной, так как надеялась увидеть виртуально найденные могилы. Мы зарисовали примерный план их местоположения, но, к сожалению, номеров секций нам тогда распознать не удалось.

На кладбище мы разделились: я отправилась к родственникам, Аля – на поиски. Всех очень рада была видеть – дядю Федю, Таню, Ваню, Олю. Помянули. Жаль, что с Витей не встретились – он, оказывается, на следующий день приезжал. Дядя Федя рассказал, что на Никольском кладбище, что на Сортировке, похоронены наш прадед – отец дедов Акима и Егора, их брат Виктор и сестра Люба, умершие в детском и младенческом возрасте. Он однажды пробовал найти, но не смог – вероятно, фамилии на табличках уже не читаемы. Нет их и на сайте «Архива памяти». Но у меня ещё теплится надежда – попробовать сделать запрос создателям сайта – может, у них есть доступ к каким-нибудь кладбищенским книгам? Никольское кладбище – одно из старейших в городе, закрытое ещё в 1965 году. Из интернета:

«Кладбище было основано в 1851 году. Здесь похоронены жители визовских поселков, рабочие завода, воины Великой Отечественной войны - 77 военнослужащих, умерших в 1941-1946 гг. в госпитале,  который располагался в гостинице "Мадрид" (ул. Машиностроителей, 4). В 1965 году кладбище закрыли для захоронений. Но до сих пор на могилках полувековой давности можно встретить новые таблички и  мемориальные доски – кладбище принимает родственников прежде здесь похороненных, если умершие преданы кремации.

В конце 2003 года, на Никольском кладбище открыли и освятили новый храм. Поэтому, несмотря на заброшенность старого кладбища, уход и присмотр за могилами все же осуществляется.»

http://wikimapia.org/10796251/ru/%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5-%D0%BA%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B1%D0%B8%D1%89%D0%B5

После встречи мы с Олей решили поискать могилу деда Егора, но не хватило подготовки и времени, хотя, как потом оказалось, мы были на верном пути. Аля тоже не нашла своих – неправильно определили секцию. Решили дома поизучать ещё. И разобрались-таки! Через три дня съездила на кладбище снова и могилу деда Егора нашла. Это было очень нужно — папа переживал, что в последние годы не мог посещать и не передал нам. А пирамидка на могиле, хоть и простая железная, оказалась уникальной – явно сделанная руками деда Акима (он был классным слесарем), и надпись на табличке волнующая и тёплая: «Вечная память… вечная память. Дорогому брату, уже покойному — последний долг.» Теперь уж не должны потерять.

А вечером решили погулять в районе Зелёной рощи – Але хотелось посмотреть на Ново-Тихвинский женский монастырь. Доехали до Дворца спорта. Там перед входом памятник спотсменам — участникам войны. И ребята на велосипедах сложные кульбиты выделывают.

( Collapse )

Это уже стало нашей традицией: на католическую Пасху посещать мемориальный комплекс, открытый 5 лет назад. На этом бывшем эсэсовском стрельбище во время войны расстреляли четыре тысячи советских офицеров. Их целенаправленно отбирали в лагерях военнопленных – в первую очередь командиров, политруков, коммунистов, евреев. Привозили в концлагерь Дахау, оттуда, на грузовиках, на стрельбище Хебертсхаузен. Приказывали раздеться догола, приковывали к столбам и стреляли по ним из автоматов, как по мишеням.




Из воспоминаний выжившего узника, Вениамина Михайловича Тёмкина: «Привезли нас на широкий двор, с одной стороны которого большие железные ворота. Напротив ворот — высокая длинная каменная стена, вся забрызганная кровью. С обеих сторон двора — насыпь высотой 3-4 метра, на ней стоят эсэсовцы с винтовками и пулеметами. Во дворе также много эсэсовцев и гестаповцев в военной и гражданской одежде, в шубах — было очень холодно, мороз. Гестаповцы через переводчика дали команду всем раздеться догола и построиться по пять человек в ряд лицом к воротам. Эсэсовцы в гражданской одежде подходили к каждому, спрашивали его фамилию, что-то отмечали в списке и отправляли большинство становиться к воротам также по пять человек в ряд, а некоторых — отправляли стоять к стене в одну шеренгу, лицом к воротам.
( Collapse )

Собирались совсем в другое место, но неожиданно на пути возникло препятствие в виде строительных работ.  Свернув направо в поисках объезда, заехали в село с лаконичным названием Венг и, увидев речку и лесок, решили прогуляться здесь, так как проводить время в солнечный день в машине в спорах с рекомендовавшим развернуться навигатором не хотелось. В конце концов, мы и собирались гулять вдоль ручья, так почему не речка? Да ещё с таким славным названием Ампер. В велосипедной поездке неделю назад мы её пересекали, а сейчас обследуем небольшой участок у села Венг.

Машину оставляем у постоялого двора того же имени, что и село, – вон он с треугольной крышей - и переходим через мостик, чтобы сначала заглянуть в замеченный поблизости лесок.



На пути к лесу ещё один, уже деревянный, очень уютный,  мостик, через протоку, и вот он – лес.
( Collapse )

Папа всегда стеснялся, когда его поздравляли с 23 февраля. «Я же не служил и не воевал», - говорил он. Праздник, и правда, раньше назывался днём Советской армии и Военно-морского флота, это уж много позднее его переименовали в День защитника Отечества.

В 1941 году папа получил свидетельство об окончании семи классов и поступил в Свердловский электромеханический техникум на ул. Декабристов (впоследствии в этом здании располагался университет марксизма-ленинизма). Но в этом же году вышло постановление правительства о приостановлении работы техникумов, и учеба не состоялась. 9 февраля 1942 года он был принят на работу в сталефасонный цех  Уралмашзавода.  Цех прозводил башни для танков Т-34: формовали по модели, потом отливали. Не остывшие и не очищенные от формовочной земли детали танка имели вполне мирное применение - на них рабочие пекли картошку. Потом землю выбивали, поднимая половинку опоки (раму с формовочной землей) при помощи крана. При отливке танковых башен образовывался пригар, обрубать который зубилом и пневматическим молотком было задачей обрубщиков. Для этого залезали внутрь башни. Работа очень вредная - все обрубщики со стажем заболевали силикозом легких и рано умирали.

Папа же работал вместе с отцом на верстаке, который стоял в будочке, отгороженной внутри сталефасонного цеха. Ремонтировали редукторы, регулирующие давление газа в резаке металла. Было человек 10 газорезчиков, которых надо было бесперебойно и круглосуточно обеспечивать инструментом. Работали по 12 часов: дед - в первую, папа - во вторую смену. Рабочим выдавали талоны в столовую, которая находилась в примечательном здании гостиницы «Мадрид»,  построенной в 30-е годы для приезжавших на завод Уралмаш иностранных специалистов. Во время гражданской войны в Испании сюда должны были привезти из Мадрида детей бойцов сопротивления. Детей доставили, но разместили в других гостиницах, а название так и осталось. Папа рассказывал, что в столовой всегда «дежурили» люди, охотившиеся за недоеденным супом или другими остатками еды – время было очень голодное. И всё-таки молодость есть молодость. На заводе в паузах включали патефон и устраивали танцы!

В 1942 году вышло постановление о восстановлении техникумов, и папа,  продолжая работать на заводе, поступил в Уралмашевский вечерний машиностроительный техникум. В апреле 1944 ему исполнилось 18 лет, но рабочих Уралмаша в армию не забирали – очевидно, танки были нужнее.

Папы не стало четыре года назад. Конечно же, 23 февраля – это и его праздник. Всегда помню об этом.


Папино свидетельство об окончании школы-семилетки, выданное за две недели до начала войны





Слева направо - улица Машиностроителей, гостиница "Мадрид" и бульвар Культуры на Уралмаше.


24 августа 1948 года

Вальхалла стала во всех смыслах апофеозом нашего двухдневного путешествия в Регенсбург. Уж очень величественна, красива и интересна.

Переход на зимнее время подарил дополнительный час,  и я, наконец, взяла в руки кисть и баночку с краской, купленную чуть ли не полгода назад, чтобы покрасить батареи. Пока нет необходимости их включать, так что самое время.

Любовь ко всякого рода покраскам у меня, наверное, наследственная – мой дедушка по маме был маляром, по семейному преданию работал даже в Зимнем дворце. Дедушку Николая, а мама называла его ласково тятей, мне не суждено было увидеть – он умер в 60 лет, задолго до моего рождения, ведь мама была поздним ребёнком. Умер, простудившись на работе, от воспаления лёгких, когда  медицина ещё не знала антибиотиков. Дедушка был питерщиком: из костромской деревни ездил на заработки в Питер. Заработанные деньги привозил  в семью  - они шли на строительство дома. Закончив всего 3 класса церковно-приходской школы, он был удивительно грамотным. Вот как дедушка описывал свою жизнь:  «Я до революции с 1893 года был рабочим сезонником-маляром, 13-летним мальчишкой был отправлен тогда ещё в Петербург к подрядчику в ученье, где меня тыкали с пинка на пинок, а остальные 21 год до 1918 года работал у разных подрядчиков, которые меня эксплуатировали самым бессовестным образом... А после революции работал на Волховстрое, а затем служил в рядах Красной Армии... В настоящее время состою на должности агроупономоченного от земельного общества граждан деревни Заполицы».
Сколько себя помню, у нас всегда висел портрет дедушки Николая.


С думами о нём, я и покрасила все наши батареи. Краска, кстати,  замечательная – экономная, укрывистая, без запаха. Работать ею одно удовольствие.

умильная, таинственная прелесть!..

( Collapse )

В 2006 году моей маме Вере Николаевне Туровой исполняется 85 лет, моему папе Леониду Акимовичу Турову - 80 лет. В честь их юбилеев - эта выставка.

---

Мама

У Никанора на заводе

Целый день огонь горит:

Лизавета глину топчет,

Никанор горшки кроит.

Такие частушки пели в деревне про родителей маминого отца Николая Никаноровича Казанкова. От этого занятия родителей (горшки - казанки) и пошла фамилия Казанковы: когда Николай в юности приехал на заработки в Питер, фамилии у него не было. Расспросили его хозяева, откуда он и кто родители, да и придумали фамилию. Стал классным маляром. Работал в Зимнем дворце. Про его трудолюбие тоже пели:

Дедушка Николай и бабушка Александра






У Казаночка под окошком

Расцвела черемушка

Раскудрявый Казаночек

Не вставай до солнышка.

Николай родился в 1880 году. Его жена - Александра Петровна - была ему ровесницей. В семье было 12 детей, мама - младшая. Родилась в деревне Заполицы Галичского района Костромской области 1 июля 1921 года. Дата рождения, конечно, не точная, так как летом, в страду, крестить детей было некогда, а осенью, когда выбирались в церковь, точного числа уже и не помнили. Наверное, поэтому праздником всегда был день ангела "Вера, Надежда, Любовь", 30 сентября.

                                                         Мама (крайняя слева в первом ряду) в киевской больнице

В деревенском хозяйстве, кроме лошади и коровы, были курицы, кошка, овечки. Из овчины шили тулупы: для этого нанимали портного, который некоторое время жил в доме и работал. С обувью было плохо: валенок на всех не хватало, не говоря уже о сапогах. Поэтому мама и простудила ноги. В деревне проучилась только один год: заболела нога, не могла ходить. В Костромской больнице диагностировали туберкулез кости. По совету брата Сергея переехали в Краматорск к старшему брату Алексею. В Краматорске мама пролежала три месяца в гипсе, а потом ее отвезли в Славянский детский туберкулезный санаторий, где провела еще полгода. По возвращению оттуда дали направление в киевскую больницу. Там продолжили лечение в течение 8 месяцев. В результате болезни одна нога была короче другой на 10 см. В школу пошла на костылях, потом ходила в очень некрасивой протезной обуви, которую заказывали в Харькове.

В 1938 году мама встретилась с Надей Конягиной, которая тоже перенесла туберкулез кости, но ей сделали в Харькове операцию на тазобедренном суставе, в результате которой нога удлинилась. Надя носила обычную обувь, и дефект был почти незаметен. Рассказала родителям об этом, и они попросили врача, Пузнянского Якова Григорьевича, дать направление в Харьков на такую операцию. Он же сам взялся прооперировать маму и сделал это успешно. С тех пор никаких болей в ноге не было. Доктор погиб на финской войне.

Мама - школьница

21 июня 1941 года в школе был выпускной вечер, гуляли до поздней ночи. А утром, 22-го, разбудила бабушка и сообщила, что началась война с немцами. У мамы, как закончившей школу с отличием, было право поступать в любой институт без экзаменов. Давно уже был выбран медицинский, в Сталино (сейчас Донецк). Отослала туда документы, вскоре пришел вызов. Ехать не хотелось, так как война уже шла вовсю, но бабушка сказала: ``Поезжай. Сталин Донбасс немцам не отдаст''. Только приехала, как железнодорожный вокзал разбомбили. В институте посылали на рытье окопов, а маму из-за ноги освободили, и она вернулась домой.

Пришли немцы. Комсорг класса Зойка Немцова сдала список комсомольцев в гестапо. С тех пор обязали регулярно приходить на отметку. Паспорта отобрали. Однажды зимой послали расчищать от снега железнодорожные пути. Работали вместе с подругой Аней Меренковой (после замужества - Бражко). Воспользовались, что немцы не наблюдают, и сбежали. Румыны из охраны стреляли вслед. Молодость бесстрашна: племянник Костя нашел и притащил домой парашют, хотя в расклееных по городу объявлениях грозили за это расстрелом. После войны мама с удовольствием носила кофточку из прочного парашютного шелка.

Когда немцев ненадолго выгнали из города, мама с подругой Аней пошли к нашим военным проситься на работу с тем, чтобы при отступлении уйти с войсками. Но их заверили, что отступления не предполагается, а рабочие руки нужны и в тылу. Прошло совсем немного времени, как наши все-таки отступили. Опять пришли немцы.

Есть было нечего. Про суп тогда говорили: ``Пшенина за пшениною гоняется с дубиною.'' Запомнилось, как с Костей мечтали о макаронах. Иногда он промышлял лягушек, но даже голод не превращал их в лакомство. Чтобы прокормиться, ходили на заработки к ``хохлам''. Пололи, делали все, что скажут. За работу получали немного еды, иногда кукурузное зерно или муку. Многие, поверив немецкой пропаганде, уезжали на заработки в Германию, потом начали угонять насильно. Маму от угона спасала больная нога, бабушку - возраст. В первую очередь нужны были здоровые, работоспособные, молодые. Некоторые девочки из класса уехали. Все мальчики ушли на войну, никто из них не вернулся. Забрали и старшего брата Сергея. Из Курской области пришло потом извещение, что он пропал без вести (видимо, на Курской дуге).

Студенты-заочники. В первом ряду: третий слева Вулис, вторая справа - мама

После ухода немцев в 1943 году поступила работать чертежницей на цементный завод в отдел главного механика, которым руководил Тимофей Петрович Расторгуев. С мечтой о медицинском институте пришлось расстаться - нужно было на что-то жить. В 1945 году поступила в машиностроительный техникум на вечернее отделение. Несколько месяцев спустя, попросила в школе сделать копию аттестата и сдала документы во всесоюзный заочный институт строительных материалов. Начала учиться и там. Директор краматорского отделения института, Вулис, приглашал в Краматорск московских преподавателей для чтения лекций и приема экзаменов, так что в Москву ездили только на заключительные экзамены.

Занятия в техникуме иногда приходилось пропускать из-за учебы в институте и занятости на работе. Мама вела техминимум по сварке для студентов, а также руководила их производственной практикой. Организация ремонта оборудования в цехах тоже была на ней. Когда после очередного пропуска приходила на занятие, преподаватель математики старался вызвать к доске в воспитательных целях, но с задачами, которые были несравненно легче институтских, успешно справлялась . В городской библиотеке ее всегда одолевали студенты - просили помощи в решении задач.

Мама (крайняя слева) с подругами

С Ниной Балан

Встреча родителей произошла в 1951 году. Папа приехал в Краматорск в командировку с заданием установить причину неполадок мельничного оборудования, которое производилось на ``Уралмаше''. Зашел в отдел главного механика - в распахнутом котиковом полушубке - для знакомства. Маме поручили выписать пропуска для него и его товарища. Пошла выполнять, но с пол-дороги вернулась: ``Фамилию ``Земсков'' запомнила, а вторую - забыла''. Потом показывала ему завод, водила по цехам.

Папе сразу понравилась миловидная стройная девушка, подкупавшая своей компетентностью в производственных вопросах и целеустремленностью в учебе. Вскоре случайно встретились в библиотеке, которая размещалась в том же здании, что и комнаты для приезжих. В один из вечеров пошли в кино. Смотрели фильм о Богдане Хмельницком на украинском языке, а мама переводила непонятные места. После сеанса пошел провожать. Поднялись в квартиру, познакомились с бабушкой и сели пить чай. По радио пели: ``Под городом Горьким, где ясные зорьки, в рабочем поселке подруга живет...''. Все подпевали. Бабушке до того понравился симпатичный эмоциональный молодой человек, что после его ухода она воскликнула: ``Вера-матушка, где ты такого парня нашла ?!'', на что мама ответила: ``это приезжий, он здесь ненадолго''.

А после папиного отъезда завязалась переписка.

Папа

Первый ряд: тетя Ася, дядя Федя, папа, дядя Женя.

Второй ряд: прабабушка Анна, бабушка Фекла, дед Аким.

Папин прадед по отцу - Тимофей - был хлеборобом. Жили в деревне Мало-Турово Кленовского сельсовета (ближайшая сохранившаяся до нашего времени деревня - Кленовка, ближайший город - Верещагино Пермской области). Дед - Михаил, отец - Аким (род. в 1888) и дядя Егор (род. в 1886) сами построили водяную мельницу и успешно эксплуатировали ее, из-за чего в 30-е годы семью чуть не раскулачили.

Мама - Фекла Антипьевна Корлякова (1899 г.р.) - из деревни Карелы. Закончив, как и отец, церковно-приходскую школу, работала до замужества учительницей начальной школы.

Папина бабушка по маминой линии была набожной, и иногда дочери и внукам доставалось от нее за недостаточное почитание бога. Но веры своей им передать так и не сумела. Да и время было тогда такое, что церкви и молитвы не приветствовались.

Аким Михайлович и Фекла Антипьевна поженились в 1922 году. Помимо мельничных работ, вместе занимались изготовлением облучков - красивых санок, в которые запрягали самых лучших лошадей. Нарядные облучки шли нарасхват. Навыки слесарного и столярного ремесла Аким Михайлович получил еще в годы армейской службы, когда работал на Казанском оружейном заводе.

В 1932 году, спасаясь от раскулачивания, сдали мельницу под расписку в сельсовет и поехали искать работу в Сибирь. Отъезжали со станции Верещагино. Поездка была длинной. В сибирском зерносовхозе Акима Михайловича приняли на работу слесарем-инструментальщиком. Совхоз занимался еще и скотоводством - папа, тогда совсем маленький мальчик, пугался бегающих по деревне быков.

Но поиски лучшей жизни на этом не закончились: предприняли поездку в Ташкент - ``город хлебный''. Там тоже не укоренились - ни жилья, ни работы, голодно. Запомнились узбекские дети на станциях, подбиравшие арбузные корки.

Фекла Антипьевна Корлякова

Все это время состояли в переписке с братом Феклы Антипьевны - Яковом (1897 г.р.), который осел в Свердловске и, хотя сам жил в землянке, агитировал ехать к нему. Так и сделали. Отец поступил на работу на Уралмашзавод, и ему практически сразу дали комнату в деревянном доме, затем - две комнаты во 2-ом этаже дома по улице 40-летия Октября, бывшей ул. Молотова (эти дома уже снесены).

Не все дети стали взрослыми. В 1931 году умер старший брат Виктор. Ему было всего 12 лет. Похоронили на кладбище в поселке Семь Ключей. Там же похоронен и дед Михаил, который в последние годы жил с дядей Егором. Деду было 84. В 1937 году умерла грудным ребенком сестренка Люба. Позднее родится еще одна Люба - самая младшая из детей.

Перед войной получили 2-хкомнатную квартиру по ул. Кировоградской, 54. Этот трехэтажный дом сохранился до сих пор. Около него в военное время несли дежурства по ночам, иногда поднимались на чердак. Все несущие конструкции на чердаке обмазывались глиной на случай попадания зажигалок.

Из школьных лет запомнилась игра в биллиард, сделанный отцом. Шары были металлические и меньше стандартных. В этой игре папа часто выходил победителем. С удовольствием играли в лапту во дворе. Правила игры такие: устанавливается очередность игроков, затем первый игрок бъет лопаткой по мячу, стараясь попасть в отмеченную область, и бежит к команде; команда старается перехватить мяч и попасть мячом в бегущего, и если это удается прежде, чем игрок добежит до команды, то бьющий возвращается на исходную позицию, и все повторяется сначала; если команда, промахивается, то бить начинает следующий игрок. Катались на коньках и лыжах, опять же самодельных. Однажды не повезло: не успев уклониться от упавшего старшего брата, папа бросился в снег, а слетевшая лыжа ``протаранила'' Жене щеку. Напоминание об этом случае осталось у Евгения на всю жизнь в виде маленького шрамика.

Отрывок из письма Акима Михайловича.

Свидетельство об окончании семи классов папа получил в 1941 году. Несмотря на начавшуюся войну, поступил в электромеханический техникум на ул. Декабристов (впоследствии в этом здании располагался университет марксизма-ленинизма). Но в этом же году вышло постановление правительства о приостановлении работы техникумов, и учеба не состоялась.

9 февраля 1942 года папа поступил на Уралмашзавод к отцу на верстак. Верстак стоял в будочке, отгороженной внутри сталефасонного цеха. Ремонтировали редукторы, регулирующие давление газа в резаке металла. Было человек 10 газорезчиков, которых надо было бесперебойно обеспечивать инструментом. Работали по 12 часов: отец - в 1-ую, сын - во 2-ую смену. Сталефасонный цех прозводил башни для танков: формовали по модели, потом - отливали. Не остывшие и не очищенные от формовочной земли детали танка имели вполне мирное применение - рабочие пекли на них картошку. Потом землю выбивали, поднимая половинку опоки (рама с формовочной землей) при помощи крана. При отливке образовывался пригар, обрубать который зубилом и пневматическим молотком было задачей обрубщиков. Для этого залезали внутрь башни. Все обрубщики со стажем заболевали силикозом легких и рано умирали.

Аким Михайлович Туров

Короткое время в цеху работал и младший брат Федор, получавший за это рабочую карточку. Это было необходимо, так как в семье росли еще две младших сестренки, а время - голодное. Хлеба и молока вдоволь не ели, мама часто отдавала свою долю детям. Лучшее лакомство - мамины паренки, то есть печеная репа, которую сами и выращивали на лесных огородах вместе с картошкой. Овощи росли хорошо, потому что обильно удобряли. Картошки хватало на всю зиму - с обрабатываемых 35 соток собирали около 400 ведер. Дополнительный доход приносила продажа часов на рынке. Сломанные часы покупались по дешевке, отец занимался их починкой, дети - реализацией. Часовые работы после войны превратились в хобби, свое умение отец передал и папе.

В 1942 году вышло постановление о восстановлении техникумов. Поступил в Уралмашевский вечерний машиностроительный техникум. Занятия в техникуме начинались в шесть вечера. Дружил с Костей Тишковым, тоже работавшим на заводе. До сих пор хранится его письмо со строительства Асуанской плотины в Египте. Дипломную работу на тему ``Проектировка цеха по производству протяжек'' защитил в 1947 году на ``отлично''. Протяжка - инструмент для расширения отверстий до нужного размера.

Хотелось учиться дальше. Выбрал заочный машиностроительный институт при заводе. Опять надо было сдавать экзамены, а кое-что из школьной программы уже забылось, поэтому вступительный экзамен по математике сдал за папу ``свежеобученный'' в школе Федор. После окончания техникума перешел на работу в 82-ой цех в технологический отдел по холодной обработке металлов резанием. Отделом из 4-х человек руководил ``боевой мужик'' Кощеев Юрий Михайлович. Проработал там до 1948 года. Потом заинтересовался сборкой экскаваторов (цехи 29, 30). Узнал о цехе внешнего монтажа и поступил туда шеф-монтером. Ездили по вызовам монтировать различное оборудование. Зарплата - 1000 рублей - считалась очень хорошей. Если сдавали объект с оценкой ``отлично'', то получали 100 % премиальные. В оценку включались качество и срок. В основном, монтировали экскаваторы. Первый экскаватор собрали под папиным руководством в Первоуральске на магнетитовом руднике.

На своем участке около дома на Уралмаше

Потом были - Липецк, АнгарГЭСстрой около Иркутска, Кантаги в Узбекистане, Вольск в Саратовской области, Орск на Южном Урале, Благовещенск на Дальнем Востоке, где смонтировали 5 экскаваторов вместе с Пименовым Федором Ивановичем. Работал на Волгодоне, около города Красноармейска. Путь туда - из Сталинграда - проделали на пароходе по Волге. Возвращались тоже по реке - до Перьми. Смонтированные за лето 5 экскаваторов должны были разработать дно Цимлянского водохранилища или, как тогда говорили, ``моря''. Случались и аварии из-за брака литья. Например, когда лопнул тормозной шкиф, дали телеграмму на Уралмаш, и оттуда прислали новый. Все 5 экскаваторов сдали в срок. Шик управления экскаватором - забить ковшом гвоздь в шпалу.

Году в 56-ом поехали с мамой из Краматорска в Ростов-на-Дону, чтобы посмотреть на это рукотворное море, но не попали, так как из-за продолжающихся работ был закрыт Волго-Донской канал. Протяженность Волго-Донского канала 92 км, завершен в 1952 году.

Побывал и на Севере, на Свирь-строе (недалеко от Ладейного поля). В то время гидроэлектростанция уже существовала, рыли канал. Жили в деревянных домах, рядом - сады. Там услышал первого соловья. В 1951 году папа приехал в командировку в Краматорск, на цементный завод, где и познакомился с мамой. Потом будут почти 10-тимесячная переписка, женитьба и переезд в Краматорск, поступление во всесоюзный заочный институт строительных материалов.

Первый ряд: бабушка Фекла, тетя Люба, дед Аким. Второй ряд: дядя Федор, тетя Ася, папа, тетя Валя, дядя Женя.

Папа-студент всесоюзного заочного института строительных материалов